Я видел самый последний из забитых им голов. Мяч этот, естественно, не наделал столько шуму, сколько другой, забитый им всего шестью сезонами ранее, в сорок пятом, в Лондоне - в ворота знаменитого "Челси", оказавшегося нам сегодня вроде бы и не совсем чужим. Тот гол был великим, остался в истории - и по символической значимости перекликался с залпом "Авроры", хотя выстрел бомбардира Василия Карцева, сами понимаете, был отнюдь не холостым. Мяч, который влетел на моих глазах в сетку левых (если смотреть с привилегированной некогда Северной трибуны) ворот динамовского стадиона, историческим не стал, пусть всеми футбольными статистиками и зафиксирован. Шла осень пятьдесят первого года. Московское "Динамо", которое незадолго до того лишилось тренера Якушина (произошло это, отмечу, отчасти и по вине не вовремя раскапризничавшихся игроков), на лидерство в завершавшемся сезоне не претендовало. И даже в матче с традиционным соперником - армейским клубом, в пятый раз бравшим первенство (кто мог предположить тогда, что в следующий раз золотые награды футболистам в красных майках вручат без малого двадцать лет спустя!), выглядело слишком уж равнодушным к результату - проигрывало, как и в первом круге, 0:2. Мой сегодняшний герой, Василий Карцев, в сезонах начала пятидесятых выступал уже редко. Но метким быть не переставал - и в середине лета того же пятьдесят первого на берлинском фестивале молодежи и студентов сборной ГДР свои два мяча забил (то есть столько же, сколько и за весь чемпионат страны). Видимо, что-то в действиях Карцева против ЦСКА не устраивало тренера Дубинина - и на беговой дорожке под двенадцатым номером появился то ли Конов, то ли Савдунин, сейчас уже не помню. Именно в этот момент динамовский инсайд переправил в армейские ворота мяч, влетел по инерции за ним - и, устало обвисая спиной на сетке, увидел своего коллегу, готового выйти на замену. Карцев сразу понял, кого меняют. И мне с трибуны отчетливо было видно, как не хочется ему, особенно теперь, когда забил он гол принципиальному сопернику, уходить с поля. Я был еще в том счастливом возрасте, когда думают, что успех и слава нескончаемы. И не мог поверить, что кто-либо из звезд футбола моего детства вдруг уйдет. Они для меня действительно не ушли, никуда не делись. Но по тому, как надеялся Карцев, что тренер после достигнутой форвардом удачи все же передумает, по тому, как положил ему руку на плечо, ласково поворачивая к боковой линии, кто-то из сверстников, я понял: эта карьера закончена - на поле Василий больше не выйдет... Сказав "всего шестью сезонами ранее" я словно забыл про время в спорте, где жизнь - сезон, а был ли прошлый, будет ли следующий - какое имеет значение? И все же к жестокости этого времени, очищающего от недавних героев широкую дорогу спортивной истории, привыкнуть невозможно. Карцева в "Динамо" считали излишне мнительным - того не ест, того не пьет. Но в сорок восьмом у Василия Михайловича открылся туберкулез. Он провел шестнадцать игр - меньше половины положенных, - и тем не менее с девятью голами вошел (единственный раз!) в список тридцати трех лучших. Правда, под вторым номером. Первым - как всегда - сочли Валентина Николаева из ЦДКА. Только ведь на популярность Карцева формальные оценки никогда не влияли. Я давно заметил, что у нас любят (вернее, любили - до засилия американских фильмов со Шварценеггером и прочими) героев, далеких внешне от суперменства. Василий Михайлович был субтилен - весил при хрупком телосложении шестьдесят кило (а играл иногда и центрфорварда - причем в сдвоенном варианте с Бесковым, не менее эффективно, чем атлет Сергей Соловьев) и недостаточно вынослив. К тому же кругозор у него был поменьше, чем, скажем, у его тезки Трофимова, за правого инсайда регулярно подрабатывавшего. Но все это с лихвой искупалось взрывной резкостью (по стартовой скорости он не знал равных), тонкостью понимания игры, услаждавшей гурманов, которые задавали тон на тогдашних трибунах, - и ударом вкупе с бомбардирской удачливостью. Динамовская "восьмерка" (после турне по Англии у нас ввели номера, кодирующие игровые амплуа) - бил без замаха и лучших вратарей заставал врасплох. Таким ударом он и поразил ворота "Челси". В сезоне сорок пятого - точнее, в матчах на первенство СССР - Карцев забил 21 гол. То есть вдвое больше, чем Бесков и Трофимов, вместе взятые. Но, конечно, его гол в Лондоне взвешивали на совсем других весах. Между нами, "Динамо" образца сорок пятого года было сильнее любого из ведущих английских клубов - и в физическом отношении, и в тактике: британцы не улавливали алгоритм передвижения русских футболистов на поле. За годы войны в Англии чемпионатов по футболу не проводилось. А у нас с лета сорок второго разыгрывался чемпионат Москвы (именно в сорок втором Карцев и пришел в "Динамо" из "Локомотива", с которым еще до войны выиграл у динамовцев кубковый матч, обратив на себя особое внимание: не кто-нибудь, а сам Якушин вскоре уступил ему свое место). И все же нужно было преодолеть психологический барьер вроде звукового, - и характерно, что преодолел его именно реактивный Василий Карцев. После гола якушинского любимца "Динамо" пришло наконец в себя - и началось покорение Англии. Следующие матчи немедленно выдвинули новых героев атаки - и в первую очередь, Боброва и Бескова, забивших, ко всему прочему, много мячей разгромленному "Кардиффу". Но в трудной (и ничейной) последней игре в Глазго - с "Рейнджерс" - оба гола шотландцам - дело ног Карцева. "Всего шесть сезонов"... Зато каких сезонов! Это же я считаю после незабываемого сорок пятого... А сам сорок пятый, завершившийся поездкой нашего чемпиона в Англию! А столичные турниры военных лет! При чем здесь, скажите, арифметика?